И. П. БЫСТРОВ
ИЗ СТАТЬИ "ОТРЫВКИ ИЗ ЗАПИСОК МОИХ ОБ ИВАНЕ АНДРЕЕВИЧЕ КРЫЛОВЕ"
С Иваном Андреевичем находился я в самых близких отношениях, сначала но службе (1829-1841 гг.), а потом по привычке (1841-1844 гг.); следовательно, не прибегая к системе правдоподобных вымыслов, могу говорить о бывшем моем сослуживце и благодетеле только то, что мне лично о нем известно. Памятные записки мои, из коих позволяю себе извлечь самую малую часть в пополнение известных биографий Крылова, заключают в себе непрерывную нить отношений моих к Ивану Андреевичу, с 1829 года по день кончины незабвенного. Посему было бы с моей стороны даже непростительно, если бы я не посвятил священной памяти сослуживца нескольких строк. Я уверен также, что никто не сочтет за дерзость, если (впоследствии) составлю я свод, поверку и соглашение крупных и мелких противоречий, которые, без сомнения, без умысла авторов, вкрались в их биографические сведения об Иване Андреевиче <...>
Известно, что Иван Андреевич испытывал свой талант в разных родах словесности: он писал сатиры, трагедии, комедии, драмы, оперы, любовные стишки, подражания псалмам и басни. Иван Андреевич принимал также самое деятельное участие в некоторых периодических изданиях. В 1789 году издавал он еженедельный журнал, под названием "Почта духов". Товарищем ему был Рахманов 1, которого Иван Андреевич любил за остроту его ума, за откровенный и веселый нрав. "Помнится, мой милый, что раз поссорились мы с Рахмановым за то, какое название дать журналу... Пельский, кажется, помирил нас... Ну, Рахманов хорошо был учен: знал языки, историю, философию... Он давал нам материалы... После еще ближе сошелся я с Клушиным... Он был умный, услужливый человек... Мы с ним много писали в тогдашних журналах..." Это подлинные слова Ивана Андреевича.
Другие журналы, в которых Иван Андреевич печатал свои статьи, были "Зритель" (1792) и "Санкт-Петербургский Меркурий" (1793). В "Зрителе" помещены: а) "Ночи"; б) "Речь, говоренпая повесою в собрании дураков"; в) "Утро", ода; г) "Рассуждение о дружестве";
д) "Мысли философа по моде"; е) "Похвальная речь в память моему дедушке"; ж) "Каиб". В "Меркурии": а) "Похвальная речь науке убивать время, говоренная в Новый год"; б) "Примечания на комедию "Смех и горе", соч. А. Клушина"; в) "Похвальная речь Ермалафиду, говоренная в собрании молодых писателей"; г) "Утешение Анюте", стихи; д) "Мое оправдание к Анюте", стихи; е) "Замечание на комедию в одном действии, в прозе, соч. А. Клушина, под названием "Алхимист"; ж) "Стихи к другу моему, А. И. К"; з) "Стихи к счастию"; и) "Мой отъезд", песня.
Теперь эти журналы, в коих Крылов с таким усердием и искусством некогда подвизался, стали довольно редки <...>
В стихах "К счастию" Иван Андреевич так пеняет на фортуну:
Богиня резвая, слепая,
Худых и добрых дел предмет,
В которую влюблен весь свет,
Подчас некстати слишком злая,
Подчас роскошна невпопад,
Скажи, Фортуна дорогая,
За что у нас с тобой нелад? 2
В 1831 году, по совету Ивана Андреевича, стал я заниматься составлением алфавитного указателя к русским периодическим изданиям, начав эту работу со старинных, ныне довольно редких журналов. Однажды я принес к Ивану Андреевичу "Зрителя" и "Меркурия", в коих находились вышепоименованные статьи его. Иван Андреевич хорошо помнил свое прошедшее время, но захотел снова прочесть прежние свои сочинения в стихах и прозе. Между тем я обратил внимание его на стихи "К счастию": "Иван Андреевич, за что это вы пеняете на фортуну, когда она так милостива к вам?" - "Ах, мой милый, со мною был случай, о котором теперь смешно говорить; но тогда... я скорбел и не раз плакал, как дитя... Журналу не повезло; полиция и еще одно обстоятельство... да кто не был молод и не делал на своем веку проказ..." Это подлинные слова Ивана Андреевича3.
<...> Но в 1795 году Иван Андреевич является уже высоким лирическим поэтом. В Русском отделении императорской Публичной библиотеки, в кипе разрозненных газет и журналов, нашел я тетрадь стихов, писанных собственною Ивана Андреевича рукою. (Это было в апреле 1832 года.) "В этой тетради есть прекрасная ваша "Молитва к Богу", - сказал я Ивану Андреевичу. "Покажите, мой милый", - Иван Андреевич взял рукопись и стал читать про себя. Какой огонь, какой благоговейный восторг одушевляли в то время поэта! И не одна слеза скатилась на грудь его!.,4
Говорят, что Иван Андреевич изучил греческий язык в совершенстве и в самое короткое время. Так, но к этому надобно прибавить, что Иван Андреевич начал учиться по-гречески без грамматики, по Новому завету, и скоро так успел, что в состоянии был переводить классиков. В Геродота Иван Андреевич, так сказать, влюбился и предполагал также перевести его. Когда А. Н. Оленин изъявил свое намерение издать в свет, в буквальном русском переводе, "Одиссею", с рисунками греческих древностей, то Иван Андреевич не прочь был от любимой мысли своего начальника-друга, и перевел из этой поэмы, гекзаметром, двадцать семь стихов первой песни, вот как:
Мужа поведай мне, Муза, {*}, странствия многи,
когда был священный Пергам испровернут.
Много он видел градов и обычаев разных народов;
Много носясь по морям претерпел сокрушений сердечных,
Пекшися всею душой о своем и друзей возвращенье.
Сами они от себя и своим безрассудством погибли,
Буйные! - Тучных волов они высокого солнца {***}
Ты, богиня и Диева дщерь, нам все то поведай.
Все уж иные, кого не постигла горькая гибель,
В домы свои возвратились, войны избежавши и моря.
Он лишь один, по отчизне тоскуя и верной супруге,
В утлых {****} прекрасных {*****} пещерах - она с ним уз брачных желала,
В область Итаку - и тут не избегли трудов и злосчастий
Он и дружина его; боги все к нему умилились,
Только Посейдон один гневен жестоко был к Одиссею,
Но тогда был Посейдон далеко в стране Ефиопов,
Два ефиопских народа земли на концах обитают.
Там, где солнце восходит, и там, где солнце нисходит.
Жертвами тучных волов и богатой стотельчною жертвой
Были тогда на Олимпе, в чертогах могущего Дия.
{* Сверху написано рукой И. А.: мудрого.
** Кои претек он, им понесенны.
*** Прежде написано было: светозарного Феба. (Примеч. авт.)
**** Сначала написано было: но оно зачеркнуто.
***** Прохладных }
По словам Ивана Андреевича, экзаметр ему не дался, "Я не могу сладить с этим Голиафом", - говаривал иногда Иван Андреевич <...>
Ивану Андреевичу обязан я первыми уроками и некоторыми сведениями моими в библиографии. Советы и наставления его заохотили меня к изучению сей науки. В мае 1829 года Иван Андреевич писал мне: "Пришлите мне мои карточки. Что у вас сделано? Не скучаете ль новою должностью? - Старайтесь, старайтесь, мой милый! Сопиков много трудился, ему и честь. Но не без греха и он, и при ссылках на него будьте осторожны, В чем усомнитесь, спросите Анастасевича. Ои живет..." и проч.
<...>
Он был беспечен и не скрывал от меня этой слабости. Раз (это было в начале 1837 года), когда я пришел к Ивану Андреевичу дать отчет о трудах моих по службе, он спросил: "А каково идет ваш Указатель к журналам?" Я отвечал, что отметил на карточках до 117 тысяч статей, и что это, по моему мнению, третья доля из того количества исторических материалов, которые возможно будет извлечь из периодических изданий. Иван Андреевич, подумав немного, сказал: "А я, мой милый, ленив ужасно... Начал было нечто похожее на ваш труд, и бросил... скучно показалось... Да что, мой милый, говорить... И французы знают, что я лентяй" {Этими словами И. А. намекал на предисловие Лемонтея к басням его, изданным графом Г. В. Орловым в Париже, под названием: "Fables Russes, tirees du recueil de Mr. Kriloff et imitees en vers francais et italiens par divers auteurs; precedees d'une introduction franchise, de Mr. Lemontey; et d'une preface italienne de Mr. Salfi, publiees par Mr. le comte Orloff, ornees du portrait de Mr. Kriloff et de cinq gravures. Deux vol. imprim. par. F. Didot. 1825" (т. е. "Русские басни, заимствованные из сочинений г. Крылова с французскими и итальянскими подражаниями разных авторов, с французским введением г. Лемонтея и итальянским г. Сальфи, изданные графом Орловым, с портретом автора и пятью картинками, два тома, печ. у Ф. Дидота"). - В переводе басен Крылова участвовали все тогдашние знаменитости французской и итальянской литератур. Из французов, например: граф Буасси д'Англа, два графа Сегюра, граф Дарю, Казимир Делавинь, Арно, герцог де Бассано, Андрие, Жуй, Суме и другие; дамы: Констанция Сальм, София Ге, г-жа Тастю и другие. Рисунки к изданию Делали Изабе, Бертон и другие отличные художники. - Лемонтей в предисловии к сему изданию, между прочим, сравнивает Ивана Андреевича с басенным деревом (у Лемонтея игра слов), которого ветви надобно сильно потрясать, если желаешь стряхнуть с них плоды. (Примеч. авт.)
}. Кончив последнюю фразу, Иван Андреевич вынул из кармана лист бумаги и, отдавая его мне, сказал: "Прочтите-ка, мой милый!" Это была копия с предложения Н. А. Оленина императорской Публичной библиотеке, от 10-го января 1812 года, следующего содержания: "Помощнику библиотекаря, титулярному советнику Крылову, по известным его успехам в российской словесности и по свойственному ему приятному слогу, поручено было заняться составлением критических замечаний, которые должны были входить в состав разборных каталогов (catalogues raisonnes). В сих замечаниях (по части только исторической и словесных искусств, то есть витийства и поэзии) г. Крылов должен был в виду иметь следующие предметы: 1) Краткий критический разбор содержания книг; 2) Критический таковой же разбор слога; 3) Определение книг в число редких, полезных или изящных творений".
"Каков же я молодец!.. Да и Алексей Николаевич не принуждал меня... Другое дело, если б потребовал... А то... ну, вы постарайтесь за меня, мой милый!.."
на столе его книгу; это, как на другой день узнал я, была повесть под названием "Похождение задом наперед" 5. Дорожа и мелкими чертами великого человека, я сохранил собственноручную ко мне записку Ивана Андреевича, в которой он говорит: "Посылаю 27 книг счетом. У меня осталось 5 книг, да покорно прошу прислать ко мне "Сказки духов", чем очень одолжите. Все сочинения полны" {Иван Андреевич не любил медицины, и всегда, как только начинал чувствовать себя под влиянием хандры, обращался к чтению романов. Это было единственное средство к восстановлению его здоровья. (Примеч. авт.)}.
Из периодических изданий Иван Андреевич читал весьма усердно "Северную пчелу", "Библиотеку для чтения" и "Сына отечества", и все прочитанное в этих журналах, от первой строки до последней, он очень хорошо и долго помнил. Статьи, относящиеся к домоводству, технологии и хозяйству вообще, Иван Андреевич нарочно отмечал для Алексея Николаевича Оленина. В удостоверение сего, может быть, не всем известного факта, ссылаюсь на подлинную ко мне записку Алексея Николаевича, от 19 июля 1838 года. Вот она: "Иван Андреевич Крылов сказывал мне, что в последних номерах (за месяц, должно быть, назад) "Северной пчелы" или "Сына отечества" напечатано извещение от какого-то сельского хозяина в Германии, который объявляет, что он нашел средство добывать лучший сахар из свекловицы, без машин и без дальных заведений, так что каждый может варить сахар у себя дома, и предлагает принимать учеников для изучения сего нового производства. Прошу Ивана Павловича Быстрова отыскать мне эту статью".
Иван Андреевич, как и всякий высокий гений, необыкновенно был скромен. В 39-м номере "Литературных прибавлений" к "Русскому инвалиду" на 1837 год, на странице 377-й, в повести {Повесть эта напечатана в NoNo 38, 39, 40 "Прибавлений к "Инвалиду". } под названием "Преобразование", соч. г. Струйского, рассказан был весьма любопытный анекдот из незабвенной эпохи 1812 года. Вот слова г. Струйского: "Наполеон, после Бородинского отпора, пошел ощупью, верст по 15-ти в сутки, и как бы ожидал другой битвы, столь же страшной и гибельной, как первая. Наши молодые воины также требовали сей битвы и дерзали укорять великого тактика в старости, нерешительности, а иные близорукие называли его просто трусом". Далее автор говорит, что "И. А. Крылов, живучи в С.-Петербурге, проник думу Кутузова и прислал ему свою басню "Волк на псарне". Кутузов, зная ропот нетерпеливой молодежи, призвал к себе юных героев и прочитал им басню... Смысл басни пояснил многим то, чего они прежде не понимали, и с той поры, возложив надежду на бога и опытность седого ловчего, наши богатыри выжидали в Тарутинском лагере первого сигнала к битве и победе".
Когда я прочел это место Ивану Андреевичу, то он нахмурился и сказал: "Все это вздор... Я не бог... Возможно ли, чтоб я, частный человек, ни дипломат, ни военный, наперед знал, что сделает Кутузов?.. Смешно... Да и где Кутузов читал басню?.. Не в Тарутинском же лагере, а после... Скажите, мой милый, в каком-нибудь журнале, что все это было не так!.. Кого вы знаете из журналистов?.." Я назвал Н. И. Греча и А. Ф. Воейкова... На другой день отнес я к А. Ф. Воейкову {А. Ф. Воейков был в то время болен, никуда не выходил и занимался приведением в порядок "Современных записок". Они весьма любопытны, судя по тем отрывкам, которые А. Ф. прочел мне из своего сборника. (Примеч. авт.)} составленные мною примечания к басне И. А. Крылова "Волк на псарне", которые в "Русском инвалиде", No 32, 1838 г., стр. 128 {Пятидесятилетие литературной деятельности и славы Ивана Андреевича Россия, в лице избранных своих представителей, праздновала 2 февраля 1838 года, в среду, и мои примечания к басне Крылова, напечатанные 5-го числа того же месяца, т. е. спустя три дня после юбилея, по словам А. Ф. Воейкова, были очень кстати. }, и были напечатаны в следующем виде:
"Душевно благодарим г. Струйского за прекрасный исторический анекдот, но мы обязаны поправить автора там, где он отступает от истины: 1) По словам г. Струйского, И. А. Крылов проник думу Кутузова. Это вовсе несправедливо. Наш маститый поэт, довольный бессмертными лаврами, которые заслужил он на скромном поприще литературы, торжественно отрекается от сюрприза, предлагаемого ему г. Струйским, и откровенно сознается, что он тогда уже разгадал высокую думу князя Смоленского, когда ангел-истребитель, в лице русского Фабия, губил полки врагов, стремглав бежавших из России; 2) И. А. Крылов, собственною рукою переписав басню "Волк на псарне", отдал ее княгине Катерине Ильиничне, а она при письме своем отправила ее к светлейшему своему супругу. Однажды, после сражений под Красным, объехав с трофеями всю армию, полководец наш сел на открытом воздухе, посреди приближенных к нему генералов и многих офицеров, вынул из кармана рукописную басню И. А. Крылова и прочел ее вслух. При словах: "ты сер, а я, приятель, сед", произнесенных им с особенною выразительностью, он снял фуражку и указал на свои седины. Все присутствовавшие восхищены были этим зрелищем, и радостные восклицания раздались повсюду. - Известно, что армия вошла в Тарутинский лагерь 20 сентября, а Краснинское дело происходило 2-5 ноября. Большая разница! В это время серый волк бежал уже от победоносной гончих стаи, и проч." 6 Когда я прочел Ивану Андреевичу эту статью, то он сказал: "Немудрено, мой милый, отгадать, когда дело сделано... Я не люблю этого... Нынче пишут, например, всемогущий " Тут Иван Андреевич весьма приятно улыбнулся и примолвил: "Все мудрецами стали... Пожалуй, скоро недостанет превосходных степеней в русском языке..."