Н. М. КОЛМАКОВ
РАССКАЗЫ ОБ И. А. КРЫЛОВЕ
I
И. А. Крылов в последних годах своей жизни почасту обедал у гр. Софьи Владимировны Строгановой, урожденной княжны Голицыной, умершей 5 марта 1845 года 1.
В тот день, когда Крылов предполагал обедать у графини, он сам или посланный его заезжал обыкновенно утром в ее дом (на Невском проспекте, у Полицейского моста) и объявлял об этом швейцару. Само собою разумеется, что такое заявление тотчас докладывалось графине и было некоторым образом выражением того, чтобы к обеду непременно были кулебяка и щи. Кушанья сии, по замечанию Ивана Андреевича Крылова, были самые удобоваримые для его простой русской натуры.
В столовой графини, над самым обеденным столом, висело несколько люстр, украшенных довольно крупными хрустальными гранями, старинной работы. На гранях сих отсвечивал солнечный свет самыми разнообразными радужными цветами.
Во время обеда, в котором участвовал Иван Андреевич, посетители графини вели разговор о том, хорошо ли сделал император Петр Великий, что основал Петербург, и не станет ли город этот, при дальнейшем своем существовании, вопреки желанию своего основателя, подвигаться постройками далее вверх по реке Неве. Спор был довольно жаркий и, разумеется, как всегда при споре, одни были одного мнения, а другие другого. Иван Андреевич все время молчал и усердно трудился над своей кулебякой. Графиня Софья Владимировна, как бы желая вовлечь его в разговор, выразила ему свое удивление о том, что такой важный предмет, как постройка Петербурга, подвергается с давнего времени столь разнообразным и многосторонним толкам.
"Ничего тут нет удивительного, - возразил совершенно спокойно Иван Андреевич, - и чтобы доказать вам, что я говорю истину, прошу вас, графиня, сказать, какого цвета вам кажется вот эта грань", - спросил он, указывая на одну из граней люстры, висевшей над столом. "Оранжевого", - отвечала графиня. "А вам?" - спросил Иван Андреевич гостя, сидевшего с левой стороны графини. "Зеленоватый", - отвечал последний. "А вам?" - продолжал Иван Андреевич, указывая на гостя, сидевшего направо от графини. "Фиолетовый". - "А мне, - заключил он, - синий". Все умолкли. Удивление выразилось на лицах гостей, потом все засмеялись. "Все зависит от того, - сказал Иван Андреевич, принимаясь снова за кулебяку, - что все мы, хотя и смотрим на один и тот же предмет, да глядим-то с разных сторон".
После сего разговор о Петербурге не продолжался.
Здесь кстати нелишним считаю сказать, что когда Крылов обедал у гр. С. В. Строгановой, то все гости и домашние непременно должны были говорить по-русски. Это было законом. Если же кто-либо невзначай нарушал его, то графиня тотчас останавливала нарушителя.
После обеда И. А. Крылов нередко читал свои басни последнего сочинения. Пишущий сии строки слышал "Кукушку и Петуха" и "Вельможу".
II
Хозяин дома, в котором Крылов нанимал квартиру, составил контракт и принес ему для подписи.
В этом контракте между прочим написано было, чтобы он, Крылов, был осторожен с огнем, а буде, чего боже сохрани, дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома, именно 60 000 руб. асе.
Крылов подписал контракт и к сумме 60 000 прибавил еще два нуля, что составило 6 000 000 руб. асе.
"Возьмите, - сказал Крылов, отдавая контракт хозяину. - Я на все пункты согласен, но, для того чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60 000 руб. асе. поставил 6 000 000. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той, ни другой суммы".
Об этом я слышал из уст самого Крылова.
III
И. А. Крылов рассказывал графине С. В. Строгановой, что первая журнальная похвала на его какое-то сочинение имела на него громадное влияние. "Скажу вам откровенно, - говорил он, - в молодости я был ленив, да и теперь, признаться, не могу избавиться от этого. Раз я что-то написал: журнал, который разбирал мой труд, похвалил; это меня заохотило, и я начал трудиться. Сделал ли я что-либо или нет, пускай судит потомство; только думаю, что, не похвали меня тот журнал, не писал бы Иван Крылов то, что он написал впоследствии" 2.
IV
Современники Крылова рассказывают, что многие оригинальные басни его написаны были большею частию по какому-либо известному случаю из тогдашней жизни. Известно ли это теперь всем или нет, не знаем, но нельзя не заметить, что чрезвычайно любопытно было бы собрать и объяснить сии случаи, и тогда смысл басен Крылова получил бы особое значение. Чтобы подать сому добрый пример, я решаюсь сказать, что знаю от современников Крылова.
1. Басня "Василек" написана была по тому поводу, что блаженной н вечной памяти императрица Мария Федоровна обратила на талант Крылова свое внимание.
2. "Квартет" написан был по поводу какого-то комитета {По другим, более точным свидетельствам, басня "Квартет" написана на первое заседание Государственного совета, (Примеч. авт.)}.
3. Басня "Кот и Щука" написана была на адмирала Чичагова, командовавшего в 1812 году Дунайскою армиею и князя Кутузова-Смоленского. Вероятно, известно читателю, что арьергард армии Чичагова при г. Борисове имел неудачное дело с французами и сам Наполеон успел прорваться сквозь Дунайскую армию при Березине.
Объяснение это я слышал от самого И. А. Крылова.
Пример мой, может быть, подвинет и других лиц, для коих дорого все то, что относится до сохранения в потомстве преданий прошлого времени.
V
Графиня С. В. Строганова однажды спросила Крылова, зачем он не пишет более басен? "Потому, - отвечал Крылов, - что я более люблю, чтобы меня упрекали, для чего я не пишу, нежели дописаться до того, чтобы спросили, зачем я пишу".
ИЗ "ОЧЕРКОВ И ВОСПОМИНАНИЙ"
Вот медленными шагами она идет на левой стороне улицы, по направлению от Публичной библиотеки к Полицейскому мосту, в синей шинели с несколькими воротниками. Голова его большая, с вьющимися седыми волосами, лицо белое, широковатое и с доброю улыбкою на устах. Простой народ и в особенности извозчики, встречая его, снимают шапки и почтительно кланяются. Это Иван Андреевич Крылов. Он идет в Английский клуб, помещавшийся тогда на Мойке, за Красным мостом, в доме Демидова. Почасту по дороге он заходил в дом графини Софии Владимировны Строгановой, чтобы объявить ей через швейцара, что в такой-то день он будет у ней обедать. Но на дороге он остановился, видимо заинтересованный следующею сценою: ехал экипаж и в упряжи лошадей что-то испортилось. Кучер, правивший ими, закричал: "Эй ты, земляк! Подь сюда, поправь там, видишь?"
Встречный охотно подошел к нему и начал, как знал, поправлять, но делал как-то неумело. Кучер, видя это, без всякой церемонии ругнул его. "Эх ты! - говорит он. - И этого-то не умеешь сделать, болван!" - прибавил он.
Поправка, однако же, кончилась благополучно, кучер уехал, не сказав пособнику даже спасибо.
"Вот какой народ наш добродушный! Подозвал чужого человека, заставил его делать чужое дело, выругал и, не сказав спасибо, уехал! А ведь немец не такой! - заключил Крылов. - Тот даже и не подошел бы поправлять..."