Н. И. КАМЕНСКИЙ
ИЗ ОЧЕРКА "КРЫЛОВ"
...Невнимание критики и публики было причиною малого успеха Хемницера; оно же поддерживало и в Крылове то отвращение к апологической поэзии, о котором он не может забыть и до сих пор <...> Гете сознавался, что лучшие его стихотворения написаны каждое по поводу особенного случая. То же самое должно сказать о Крылове. Эта современность, или своевременность, немало способствовала к успеху множества его басен. Когда Крылов напишет, бывало, басню, то Клим и Петр невольно отворачивались от своих портретов, а нередко и все общество, указывая на Клима и Петра, узнавало тут же и себя, с своим современным духом и направлением. Ключ ко многим басням Крылова уже потерян: для нас остались только эстетические их достоинства и полезные общие нравоучения; но было время, когда смысл их был еще занимательнее <...>
Чаще всего Крылов читывал свои басни в доме Алексея Николаевича Оленина, нынешнего почтенного президента императорской Академии художеств, и в блистательном обществе любителей русского слова, собиравшегося у Державина: здесь впечатление, производимое его коротенькими творениями, было пеимоверное: часто но находили моста в зале; гости толпились около поэта, становились на стулья, столы и окна, чтобы не проронить ни одного слова, и эффект басни Крылова, прочитанной им самим, равнялся эффекту арии Каталани 1, как говорил один из тогдашних его слушателей. Образ чтения Крылова был самый мастерский по своей простоте и естественности и составлял резкую противоположность с громозвучною и надутою декламацией) Гнедича, который тоже слыл за большого мастера читать. Крылов, рассказывая басни свои просто, натурально, большею частью наизусть, восхищал всех <...>
Окруженный в свете общим уважением и любовью, Крылов дожил счастливо до маститой старости, сохраняя прежний бодрый вид, свою величественную осанку, свой веселый, кроткий и приятный прав, остроумный разговор и самый простой образ жизни, в котором русский квас и русско-американская сигарка были всегда верными спутниками баснописца-философа.
Невозможно представить себе человека скромнее и снисходительнее, при такой колоссальной славе, на такой высоте литературного величия. Но как истинный философ, он ценит славу в то, чего она стоит для мудрого, и, чтобы показать ее практическую бесполезность, он послал однажды в бумажную лавку, находившуюся против окоп его квартиры, попросить листа бумаги - для Крылова, предсказав наперед своим собеседникам, что за славу люди не дадут и листа бумаги без денег; и предсказание сбылось.
многие почтеннейшие гражданские и военные сановники, единодушно пожелали праздновать полувековой юбилей Крылова <...> Среди общего энтузиазма и радости, среди приветствий, поздравительных стихов и речей, почтенный старец-поэт был задумчив; лицо его было полувесело, полумрачио: он, вероятно, разбирал в душе, со своею суровою философией, цену начинающегося после славы бессмертия <...>
Несмотря, однако ж, на это, крупные черты лица Крылова и выразительные глаза его обыкновенно оживлены тихою и беззаботною веселостью, и в беседе он. чрезвычайно мил и приятен. Друзья, квартира и привычки жизни у него все одни и те же: этих трех вещей он не переменяет. В числе друзей состоит и его верный халат. Крылов до сих пор живет в доме императорской Публичной библиотеки, против зеркальной линии Гостиного двора, утро по-прежнему посвящает службе в библиотеке или беседе с друзьями и знакомыми, которые во множестве посещают умного баснописца-философа в его скромном приюте; потом едет обедать, большею частью в Английский клуб, и остальное время дня проводит в своем поэтическом уединении или в кругу избранных приятелей.