Н. И. ИВАНИЦКИЙ
ИЗ "ДНЕВНИКА"
2 декабря <1844 г.> Был вчера у Никитенки и провел вечер очень приятно. Сначала пришел туда Краевский. Разговор нечувствительно склонился к Крылову. Много было говорено о его уме - чисто русском - точном, тонком, сметливом, о его ужасном цинизме в жизни и пр. и пр. Между прочим вот два анекдота, рассказанные Краевским. Однажды (К<раевский> не помнит, в котором году) Крылов сидел у князя Одоевского. Приходят Якоби, который тогда бредил гальванопластикой, и химик Гесс. Одоевский тотчас познакомил их с Крыловым. Начались разные вежливости и комплименты. Крылов между прочим сказал: "Да, и я очень люблю естественные науки, но не имею возможности заниматься ими как следует, а потому много вопросов для меня нерешимы, хотя очень занимают меня". Якоби и Гесс, разумеется, захотели узнать, что это за вопросы. "А вот, например, - сказал Крылов, - я не понимаю преломления лучей света. Положим, я отсюда, справа, смотрю на левый конец картины и вижу его; а вы слева - на правый и также видите. Каким же образом, если мы видим предметы потому, что лучи света падают на них и отражаются в глазу, здесь эти лучи пересекают друг друга и не перемешиваются?" Другой анекдот. В 1836 году, в последний год жизни Пушкина, у Жуковского были субботы. Однажды в субботу сидели у него Крылов, Краевский и еще кто-то. Вдруг входит Пушкин, взбешенный ужасно. Что за причина?- спрашивают все. А вот причина: цензор Крылов не хочет пропустить в стихотворении Пушкина "Пнр Петра Великого" стихов: 1"Странно, как это затрудняются цензоры! Устав им дан: ну, что подходит под какое-нибудь правило - не пропускай; тут в том только и труд: прикладывать правила и смотреть". - "Какой ты чудак! - сказал ему Крылов. - Ну, слушай. Положим, поставили меня сторожем к этой зале и не велели пропускать в двери плешивых. Идешь ты (Жуковский плешив и зачесывает волосы с висков), я пропустил тебя. Меня отколотили палками - зачем пропустил плешивого. Я отвечаю: "Да ведь Жуковский не плешив: у него здесь (показывая на виски) есть волосы". Мне отвечают: "Здесь есть, да здесь-то (показывая на маковку) нет". Ну хорошо, думаю себе, теперь-то уж я буду знать. Опять идешь ты; я не пропустил. Меня опять отколотили палками. "За что?" - "А как ты смел не пропустить Жуковского". - "Да ведь он плешив: у него здесь (показывая на темя) нет волос". - "Здесь-то нет, да здесь-то (показывая на виски) есть". Черт возьми, думаю себе: не велели пропускать плешивых, а не сказали, на котором волоске остановиться". Жуковский так был поражен этой простой истиной, что не знал, что отвечать, и замолчал.