ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
(одна.)
Какой несчастливый день! все тузы и короли меня оставили, а с ними вместе и неверный Тянислов меня покидает! Он женится на Прияте! Я б лучше согласилась дней десять сряду играть sans honneurs 1 нежели слышать такую ведомость. Но постараюсь отыграться. Уже здесь велено подать столы. Если счастие ко мне возвратится, так и Тянислов опять будет мой. Любезные тузы, на вас моя надежда! Правда, говорят, вы часто изменяете, но зато если вы держите сторону какого-нибудь и дурака, то всегда приносите ему счастие.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Сатана тебя побери, проклятый дом! ни минуты долее в тебе не останусь!
Что с тобою сделалось, братец?
У меня здесь в передней плащ украли!
Кто?
Кто!.. или господин, или его слуги, чорт ведает, кто из них у кого перенимает: он ли у них, или они у него... Эти бездельники все у меня обобрали: шляпу, трость, и плащ.
У тебя уже взять нечего, сестрица, а живешь ты картами.
Опомнись, братец: ты позабываешь, кто я?
Помню, помню, ваше сиятельство: ты княжна Тройкина и, проживши девичьи лета, нейдешь замуж для того, что надеешься быть графинею.
Ты мне в этом указать не можешь.
Я тебе и никогда не указывал, сестрица: ты издетства у нас сама была догадлива.
Да, для того-то я ни с кем не советую и стою того, чтобы со мной советовали.
Кто с тобою?
А хотя бы ты.
Будто мало на тебя всхожих: я сам также ни с кем не советую.
Для того, что, ничего не видя, меня обокрали.
Да если это слуги...
Полно, сестрица! Сказывали мне, каков и он!
Ах, братец! вот и он с женою! Воздержись, пожалуй!
Нет, я хочу!..
(зажимая ему рот.)
Опомнись!
Дай мне...
Нет, я не дам тебе насказать им грубостей и, против воли твоей, тебя с ними познакомлю.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Вот, сударь, мой родной братец: я вам его рекомендую.
Я, сударь, с превеликим удовольствием вижу вас у себя.
Это чудно, мать моя, что вы родные: ты княжна, а он не князь.
А это от того, свет мой, что мы одной матери, да не одного отца. Мать моя сперва вышла за дворянина, от которого родился он, а потом за князя, от которого родилась я; это ясно, кажется.
О! очень ясно, сударыня! Я знаю во многих фамилиях многих детей от одной матери и разных отцов.
Да вот-таки, сударь, и нас после матушки покойницы осталось не мало, все разных батюшек.
Перестань, сестра! Я, сударь, хочу донести...
Донести! Вы можете мне приказывать, сударь!
Вы не поверите, как мы всегда довольны, видя в нашем доме нового человека. В нынешнем свете надобно уметь всем пользоваться. Поверите ли, что всякому новому знакомству я ужасно рада. Разумный человек, — хотя еще мы их не видали, — приносит мне удовольствие своим знанием, а дурак со своею глупостию меня не меньше забавляет.
Мой братец хочет вам сказать, что ему очень хочется поскорее быть вам роднёю...
(сестре.)
Дай мне наперед о плаще...
Я, жена, дочь и весь мой дом к вашим услугам, сударь; распоряжайте, повелевайте.
У меня, сударь, в передней...
Муж мой удивительный в терпении человек: ему говори всякий, что хочет, он рад целые сутки слушать и вечно не скажет — нет...
Однако я не добьюсь сказать...
Скажите, сударь, скажите все, что вам надобно.
У меня сегодня...
Ему только стоит сказать один раз, и он вечно помнить будет: это такая крепкая память, какой на свете нет. Я думаю, что у него и теперь тысячи две французских стихов в голове.
(кричит.)
У меня в передней плащ украли!
Ха, ха, ха! это забавное приключение! Верите ли, что здесь во многих домах люди живут только воровством.
Да как же и не воровать людям, когда господа за ними не смотрят!
Да это сделалось...
Верю, верю! Конечно, госпожа этого дому какая-нибудь ветреная кокетка, которой не остается времени посмотреть в доме.
А муж, может быть, кто-нибудь из писателей и занимается более стихами, нежели домом.
Да это...
Мне кажется, ничто не может быть глупее и смешнее женщины, которая не умеет своих людей в узде держать. Вы не поверите, как меня все люди боятся, и мне кажется, в каком бы доме я ни была, мне ничего не стоит привести их в страх.
По крайней мере, муж должен принуждать к тому свою жену, чтобы в доме была благоустройность.
Да вы не дадите мне выговорить; я с час добиваюсь вам сказать, что у меня в вашей передней украли плащ, трость и шляпу.
Постыдись, братец, из такой малости тревожить честных людей!
Я сердечно о сем сокрушаюсь.
Правда, это малость...
Какая малость! Плащ был в мою меру и обертывался раза три кругом меня, а шляпа и трость также друг друга стоили. У меня же ведь все было свое, а не Расиново и не Мольерово.
Вы говорите прекрасно, сударь!
Я еще доношу, что я свое условие...
А я вам за него ручаюсь, что он никогда не льстит. Посмотрите, он сам это пишет в своих одах.
У меня, сударь, голова закружилась.
(не вслушаясь.)
Самая истина, сударь! Ну, право, вы делаете честь всему дворянству.
Тьфу, какая дьявольщина! ну есть ли способ сказать хотя одно слово!.. Да дайте вымолвить: я не хочу более...
Нет, видно, в этом доме говорят только одни хозяева! Чорт его побери! Сестра, скажи им, что я Милона женю лучше на сатане, нежели на их дочери. Прощайте, государи мои!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Ха, ха, ха! какой глупец этот твой братец, княжна: можно, право, подумать, что у вас и батюшка один!
Да; по грехам моим. Верите ли, какой это дурак, что в картах счету не знает! Я вас удивлю: он не знает различить короля от дамы.
По крайней мере вы заглаждаете собою это незнание.
О, мой батюшка, я уж лет с тридцать учусь их различать!
Мне чудно, что он ни одного слова не сказал умного, все так не остро, так глупо; и думаю, пошел отселе уверен, что разумнее Соломона!
Это слабость человеческая: мы все о себе много думаем.
Нет! Да таки вот ты, мой батюшка, о себе не много думаешь; я, право, о себе также мало думаю.
Верю, верю, мой батюшка! Ты, сказывали мне, исстари таков. Лет пять, шесть тому назад, говорят, настроил такие штуки, которые совершенно доказывают, что ты мало думаешь о своей головушке.
Помню, помню, сударыня! Но, оставя это, поговорим лучше о Прияте. Он, кажется, приходил просить, чтобы мы с ним сделали это родство.
Так, так, и просил прямо по-деревенски. Приметил ли ты, батюшка, что он чуть в ноги не повалился?
И, матушка, допущу ль я человека до такой слабости! Ты видела, что я его удержал.
Но со всем тем он ужасно мне не понравился. Послушай, душа моя, мне сватали другого жениха моей дочери, — как ты думаешь?
Очень хорошо! это прекрасно вздумано! Как ты изволишь, радость моя! Да кто это такой? и кто его представляет?
Представляет господин Ланцетин, наш лекарь, а жених господин Тянислов.
Тянислов! Ну что ж, человек очень изрядный!
Ах, плут! Тянислов, матушка? Да он прегорький пьяница и волокита престрашный; он во всех, я думаю, женщин в городе влюблен; он и меня любит.
Спроси-ко, жизнь моя, хорошенько о нем того же лекаря: он его короче знает... Ах, и я по грехам моим его узнала!
Ну да, братец твой сущая деревенщина! В нем ни капли городского нет.
То так, матушка, это правда, что у него все еще тянется деревенское.
Братец ваш, правда, забавный человек... Да что он говорил о пропаже?
Кстати! Ну есть ли в этом путь? у него в передней плащ украли, а нам об этом доносить? Ну, льзя ли за всем усмотреть?
Конечно, он сглуповал. Я сама по себе знаю, что за всем усмотреть нельзя: иное проглядишь, как проглядишь.
И как в эту мелочь входить, чтобы с людьми связываться! Я ж, признаюсь, так мягкосердечен... Впрочем, мы все смертные: ну что же, если и украли?
Так, мой батюшка, так; надобно по себе и о людях судить.
Так, право, за Тянислова? а у нас ведь будет же сегодни бал, так вот и сделаем помолвку.
Что мне делать?
Как изволишь, душа моя! ты знаешь, что я всем этим мало занимаюсь. Да какой у нас сегодни бал?
Я было приготовила его для помолвки дочери с Милоном. Как здесь много денег надобно! Княжна, куда ни обернись, везде деньги нужны; за что ни схватись, все денег стоит.
Однако, душа моя, чтобы не нести лишних убытков, ты бы записывала, когда сколько даешь.
И, батюшка, это будет бесконечный счет!
(особо.)
Хорошо, господин Тянислов, отучу я тебя быть изменником: полюбишь ты меня и нехотя! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Мне кажется, можно, не зная, угадать, что княжна сестра Азбукину.
Ах, батюшка! я с роду такой дуры не видала! Но что же о Прияте, душа моя?
Но как ты думаешь: ведь и Прията-то очень проста! Я, право, не помню, в кого она родилась: ни в тебя, ни в меня.
Так! у ней очень вздорный разум; нет такой скорости, какую ты имеешь.
И такой тонкости, какая у тебя находится, жизнь моя.
В ней нет такой глубокости и обширности, какая у тебя.
Она совсем не так проницательна, как ты, свет мой! Приметь сам: ну, право, в ней ни капли твоего нет; а Тянислову-то бы она была кстати: он парень простой.
То-то, не слишком ли уже прост?
Тем лучше, душа моя: мне хочется, чтобы во всей нашей родне никого умнее нас не было.
Но кстати: сегодня Тянислов хотел мне читать свои стихи. Ты знаешь, может ли он хорошо писать?
И ты знаешь, что я всегда хохочу!
Разумею! Ты хочешь, чтобы, вместо тебя, я ему хорошенько напела.
Если бы стихи хороши были, то бы я и сам отдал им справедливость.
Да чем они дурны?
Я... я еще их не видал. Ну, да довольно того, что здесь никто не может хорошо писать.
Довольно и того, душа моя, что они не твои! Пожалуй же, сядь возле меня и тихонько дерни меня за платье, когда надобно будет.
Хорошо, хорошо. И когда я стану хвалить, да тебя дерну, то ты старайся как можно более замечать во всех родах... Ну, да тебя уже не переучивать, радость моя!
Знаю, батюшка! Признаться, я люблю ценить всех, кого знаю; и если б ты не был моим мужем, то бы и в тебе нашла я тысячу глупостей... Только, пожалуй, дергай меня почаще, а то ты так терпелив, что я часто и тебя не дожидаюсь.
Не бойся, уже я и сам не замедлю.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Уже надейся на меня; только, пожалуй, не перебивай моих слов.
Лишь говори по грамматике.
(с ораторскою декламациею.)
Прогнав столь много раз горячку или лихорадку из вашего дома и из вас самих, надеюсь...
(оттаскивая его.)
Надобно говорить: прогоняя, мон шер, ибо «прогнав» будет в прошедшем; так, чтобы возбудить более страсти, говори в настоящем, то есть, что ты выгоняешь из них горячку, а не выгнал уже.
Негодный человек! ну что я теперь скажу? Приготовил было я малую диссертацию, но ты у меня все из головы вышиб, что в ней ни было.
Ах, да неужели ты ничего не вспомнишь?
Одни только имена болезней.
Вы, государи мои, кажется, что-то хотели мне сказать?
(со смущением.)
(кланяясь.)
И лихорадка, сударь! Какие еще имена болезней?
(особо.)
Спазмы, подагры и водяная.
Спазмы, подагры и водяная, сударь!
Вы говорите истину, сударь! Правда, точная правда! (Дергает жену.)
И, господин Ланцетин, где ж у него водяная и горячка? Право, это неправда.
(в пущем замешательстве.)
Извините меня, сударыня, он бредит.
И, батюшка! с тех пор, как я его знаю, он все таков.
Я говорю, что бредит Тянислов, сударыня! Он, сударь, помешал сказать мне перед вами маленькую речь на все болезни, в том числе про него, что он пленен вашей дочерью, как Санградо кровопусканием.
Кстати ли, сударь! Я ею пленен, как Александр Гомером; он положил его сочинения в золотой ящик, а я, если бы мне можно было, положил бы вашу дочь в бриллиантовый.
Вы ей много чести делаете, сударь, сим желанием.
А чтобы излечить свою болезнь, то есть любовь, он желает на ней жениться.
Мне ничто не может быть приятнее этого предложения. Он человек молодой и ученый, а я ищу себе приятелей из таких людей.
Да, сударь! у меня из младости к учению охота, а особливо я плотно прилежал к латинскому языку, так что, бежавши из школы, унес с собою латинскую грамматику.
Это очень похвально, сударь, в молодом человеке. Не изволите ль знать еще каких наук?
Многие знаю, сударь, а особливо я очень старался о генеалогии; если угодно, и вам могу служить сим знанием.
Вы меня обяжете, сударь! Каким же образом?
Например: вы знаете, Александру Великому доказали, что отец его Юпитер, для того, что он любил гром; а как вы любите науки, то я услужу вам совсем другим образом. Скажите наперед, какой народ вам более своими науками и своим красноречием нравится.
Признаюсь, что я очень замечательно внимаю французов.
Ну, так я вам докажу, мой благодетель, что ваши дети французы!
Оставь это; я очень верю, что ты ученый человек, и рада за тебя отдать мою дочь.
Я так восхищен, сударыня, что я без ума; в состоянии написать теперь оду, которая будет самая прекраснейшая из моих творений.
Ваши сочинения все прекрасны, сударь! в них греческая простота.
Нет, право, я с греческого ничего не крал, а в них простота моя собственная.
Ну, да мудрено ль, мой батюшка? ты сам у нас так чуден, что похож на грека.
А что, сударыня? это легко станется! Ведь мы все от Адама, а Адам-то, может быть, грек был, — так вот и я грек.
Это, сударь, вам честь делает, что, несмотря на то, что у вас русское прозванье, вы изволите быть греком.
Так, это дело решено. Пойдем же, мой друг, я тебе для лучшего цвету кровь пущу да дам десятка два-три пилюль.
Я было хотел прочесть свою оду.
Поговори лучше у невесты.
Хорошо, хорошо! я у ней побываю; а к вам-таки буду, моя благодетельница! (Уходит с Ланцетиным.)
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Pardonnez moi, monsieur 2 что, не имея чести вас знать, я рискую своими знаниями к вам адресоваться. Ваше познание, monsieur, и ваша слава, мадам, так фрапировала мои уши, что я сам, интересуясь Парнасом, должностью почел сделать с вами connoissanee 3.
Я, сударь, ищу приятелей, и вам очень рад.
Прошу почаще жаловать, сударь: такие гости очень мне приятны. (Особо.) Какой любезный мужчина!
В каком роде сочинений изволите упражняться, сударь?
Я все пишу, что мне вздумается, сударь, и пишу бесподобно. Sans vanité 4 сказать: я довольно умен; иные говорят, что я невежа, по прошу вас им не верить, для того, что я сам анонсирую, что я умен; а мне ведь самому себя знать гораздо легче можно.
С вами грешно об этом спорить.
Я бы, сударь, желала видеть ваши сочинения и думаю, что они так же прекрасны, как и вы.
О сударыня! вы им много чести делаете! Mais diable m’emporte 5, я и сам об них хорошего мнения, например: вот стихи, которые я сделал вашей красоте... Но эти стихи до такой степени чувствительны, что и французский мой парикмахер смеялся, как русский толстый откупщик, когда я их ему читал.
И, сударь! будто моя красота так совершенна.
Ваша красота, сударыня!.. Чорт меня возьми, если ей можно быть совершеннее. У рыси не могут быть так востры глаза, как у вас, а ваши зубы, сударыня, не уступают слоновым; и, словом, если вы еще триста и пятьдесят лет проживете, то, божусь вам, что вы прекраснее не будете; и я всем парирую за эту истину.
Позвольте мне удивляться вашим стихам!
Извольте, сударь!
Пчелами разумею я время, дни, часы, то есть, что на нее находит время или находят часы, которые будто борются с ее красотою... Но это ясно, кажется!
Тут кажется, и без изъяснения не темно... Вот и все. Как вам кажется?
Прекрасны, сударь, можете ли вы в том сомневаться?
Я? Чорт меня возьми, сударь, если я о том сомневаюсь; по крайней мере, за всякими двумя стихами я сгрыз три пера. Я вам, сударыня, их дарю (вполголоса) и с таким сердцам.
(вполголоса.)
Я тебе дарю свое! (Взяв стихи, обертывает на другую сторону и говорит тихо.) Ба! это письмо и, верно, ко мне, любовное. Прощайте, сударь! Я пойду любоваться вашими, стихами и твоею красотою.
Но скоро ли я буду любоваться твоею?
Чрез минуту, mon coeur 6, как ты нетерпелив!
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Что я слышу? Вы шутите!
Ах, нет, сударь! мои несчастия докажут вам истину моих слов.
Я нетерпеливо желаю слышать вашу историю и, чем могу вам помочь... Сядемте, сударыня!
Я, сударь, дочь дворянина города Захолустья, в котором учился Тянислов. Мы полюбили друг друга; он обещал мне вечную верность; уже я думала скоро увенчать браком с ним мою любовь, как вдруг он скрылся из школы. Я уведомилась, что он здесь; писала к нему, но не получала от него ответов. Думая, что мои письма к нему не доходят, переоделась я в мужское платье и ушла тайно от моих родителей. Приезжаю сюда, уведомляюсь, что он у вас. И, ах! что еще несноснее, что он женится на Прияте, вашей племяннице, тогда... Простите моим слезам, мне нет сил более продолжать!
Боже мой! ваши несчастия достойны быть изданы четырьмя тиснениями... (В сторону.) Как она прекрасна!
Итак, я принуждена была взять совсем мне несвойственный характер молодого ветреника, чтобы войти в ваш дом и чтобы он меня тем более не узнал. Теперь, сударь, избираю вас судьею между неверным Тянисловом.
(в сторону.)
Она меня восхищает! (Вслух.) Чего же вы желаете, сударыня?
(смотря на него нежно.)
Я уже не чувствую к нему любви. Но вы знаете, что мщениe всегда занимает в нашем сердце место, если нас принудят изгнать из него любовь: так могу ли я видеть Тянислова счастливым, бывши сама так несчастлива?
Могу ли я желать чего другого?
Но моя жена уже дала ему слово; я бы хотел...
Ах, сударь! я всем рада пожертвовать, лишь бы отмстить сему изменнику... Позвольте мне у ног ваших просить сeй милости.
Что вы делаете, сударыня?
Но, ах! я чувствую, что моя слабость умножается! мне не дожить до моих счастливых минут! Прощайте, сударь! (Падает в обморок.)
Ах, что мне делать!.. она без чувства! (Сажает ее на кресла.) Боюсь глядеть на сию полумертвую красавицу, и надобно ей помочь!
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Где ж моя невеста, любезный Рифмокрад?.. Я...
Ах! вы все со стихами!
Ах! это господин, которого схватил обморок! Я бегу послать в аптеку и сказать жене...
Хорошо! Так чтобы привесть кровь в движение посредством жара, я прочту ему свою оду.
Ах, нет! вы его простудите... не читайте ничего, только побудьте с ним.
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Так, мне надобно доказать, что мои стихи могут воскрешать из мертвых, и сделать себе вечную славу. (Вынимает стихи и читает над Плутаной.)
Посмотрим, что произвели мои стихи! (Щупая рукою голову Плутаны.) Ах! какой в нем жар появился! Не уморить бы мне его первою строфою; но посмотрю, если от жару легче ему не будет, так я распахну ему грудь.
Ах! какое мучение!
Он оживает! я не на шутку автор.
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Он в обмороке! Поскорее, господин Ланцетин; его надобно расстегать, чтобы провеять.
Нет; он не оживет без того, доколе из обеих рук и из обеих ног по три тарелки крови не выпущу и не дам ему выпить полведра воды.
Ах, нет! лучше спирту в нос...
Не беспокойтесь; мои стихи стоят спирту: в нос ему ударились, и он ожил.
Он ожил! правда ли это?
Oui, madame, к вашим услугам!
Как! вы были в обмороке и ожили, не дождавши меня? это очень неучтиво, сударь!
Не вини его, любезный друг, он, право, не виноват; этому мои стихи причиною.
Как! и ты против меня? Женю же я тебя, мой друг, на Прияте! женю! Да знаешь ли ты, бедный Тянислов, что от твоих стихов можно умереть, а не ожить!
О! так ты еще не видал в последний раз мною сделанных! Послушай-ка...
Прочь от меня! вступаться в состояние больных есть долг лекарей, а не стихотворцев.
Да выслушай...
Я разрываю с тобою все дружество и бегу от тебя, как от заразы.
А я поймаю тебя и насильно тебе прочту.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Как я перепужалась, душа моя! мне сказали, что ты умер. Ну, ты не поверишь, я этим так сконфузилась, что у меня все волосы дыбом стали.
По крайней мере, сударыня, я был в опасности оставить свет, не видя ваших прелестей.
Как ты прекрасно шутишь! Я читала твое письмо: склад ей-ей хорош.
Раrbleu, madame 7, мне не учиться писать любовные письма... Но я еще не получал от вас ответа, неужели вам это первоучинка?
То нет, но я, право, боюсь сделаться слабою... а должность...
Diable m’emporte! если у вас не другое теперь на уме... Я бешусь! вы делаете меня ревнивым, сударыня!
Помилуй, свет мой! чем я это заслужила?
Ах, мадам ваше нежное сердце приводит меня в смущение; ваши острые глаза, которые, кажется, все хотят палить огнем любви, заставляют по справедливости ревновать, вас ко всякому; и, воля ваша, если я еще буду у вас в доме видеть тех людей, кого подозреваю, то, думаю, что я умру с отчаяния.
Ах, нет! не умирай! ты нужен... Но кого тебе надобно, чтобы здесь не было? только скажи, — всех с двора собью, и первого мужа!
Нет, ничего; а этого Тянислова, который, кажется, вам кур делает.
Ах, да он нареченный моей племяннице муж...
Воля ваша, сударыня, или он, или я должен отсель выйти; мне с ним не только у вас, но и в целом свете кажется тесно.
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
(особо.)
Она уже ожила, — как я счастлив! (Азбукину.) С моей стороны, сударь, с превеликим удовольствием, ежели жена согласится.
Что такое?
А вот что, мать моя: давича ваш знакомый сказал мне, что ваш муж вор, и для того я отменил было свое слово; а как мне добрые люди, по просьбе моего племянника, растолковали, что он крадет, не греша противу заповедей, чему, я думал, быть нельзя, то соглашаюсь утвердить наше слово.
Я бы охотно, мой батюшка; но как мы также дали слово, так позволь и нам подумать с своей стороны.
Так, сударь; я у вас о том же прошу, а впрочем, я за честь ставлю...
Хорошо, брат, думай, только думай своею головой, а то говорят, что ты все чужими думаешь...
А что там ты вздумал, душа моя?
О, преславное дело! Но мне надобно еще посекретничать, чтобы кто другой не перехватил.
Господа, пожалуйте в эту комнату: мы тотчас к вам будем.
Что ж ты вздумал?
Какой?
Я сделаю таким образом, чтоб было в стопе четыре долгих и одна короткая.
Прекрасно, свет мой! Но не лучше ли, чтоб коротких-то ни одной не было, а все бы долгие?
Да это уже очень трудно набирать будет.
Добро, я подумаю. (Особо.) Пойду поскорей к моей прекрасной незнакомке.
Признаться: что если муж меня делает славною, то не меньше и он мною славен. Но как бы ни было, новая выдумка его прибавит о нем много шуму; а мне его слог при долгих еще более понравится. Признаюсь: я бы и ныне им восхищалась, но беда, что у него почти всегда бревис 8.
1 Без онеров (франц.) - в карточной игре.
2 Простите меня, господин
3 Знакомство (франц.)
4 Не хвастаясь (франц.)
5 (франц.)
6 Сердце мое (франц.)
7 Чорт возьми, мадам!
8 Brevis (лат.) - короткий, краткий.