Асенкова Александра Егоровна (1796-1858) - драматическая актриса, ученица А. А. Шаховского, мать известной русской актрисы В. Н. Асенковой.
НА ВОСПОМИНАНИЙ "КАРТИНЫ ПРОШЕДШЕГО (ЗАПИСКИ РУССКОЙ АРТИСТКИ)"
Воспоминания А. Е. Асенковой были впервые опубликованы анонимно: "Театральный и музыкальный вестник", 1857. Публикуемый в настоящем издании отрывок напечатан в No 51 журнала, с. 722-723.
1 В конце 1810-х гг. А. А. Шаховской заведовал репертуаром п был режиссером русской драматической труппы. В его квартире на Средней Подъяческой улице в доме Клеопина собирались столичные театралы. В начале 1817 г. П. А. Катенин привез к Шаховскому Пушкина, и тот стал постоянным посетителем его театрального салона (квартиру Шаховского, жившего в третьем этаже, шутливо именовали "чердаком"). У Шаховского часто бывали Грибоедов, Катенин. Поддерживал с ним давние дружеские отношения и Крылов. Однако сообщение о том, что гостями Шаховского в это время бывали Жуковский и Батюшков, представляется недостоверным. Вместе с тем неизвестно, жил ли Грибоедов в одном доме с Шаховским. "Горе от ума" было написано позднее, закончено в 1824-1825 гг.
2 В Первой линии Васильевского острова, в доме Блинова.
3 О семье "усыновленной Крыловым крестницы его Савельевой" см. коммент. к очерку П. А. Плетнева (с. 431), а также очерк Н. Л. Трефолева (с. 284).
Каменская Мария Федоровна (1817-1898) - дочь известного живописца и скульптора, с 1828 года вице-президента Академли художеств, Ф. П. Толстого. Крылов был дружески знаком о Ф. П. Толстым и посещал его дом. У Толстого также бывали Пушкин, Жуковский, Гнедич, Вяземский, Одоевский, К. Брюллов.
ИЗ "ВОСПОМИНАНИЙ"
Воспоминания М. Ф. Каменской впервые опубликованы в "Историческом вестнике", 1894, т. 55, No 3, с. 604-606. В приведенном отрывке автор описывает жизнь своей семьи в начале 1820-х годов.
1 Местность вдоль Черной речки (за Петербургской стороной) в начале XIX в. стала одним из дачных пригородов столицы, излюбленных светской публикой.
2 В середине 1820-х гг. Ф. В. Булгарин, издававший с 1822 г. журнал "Северный архив", с 1823 г. "Литературные листки, журнал нравов и словесности", а с 1825 г. вместе с Н. И. Гречем газету "Северная пчела", становится одним из заметных столичных литераторов. Булгарин заводит обширные знакомства в литературном мире столицы и особенно ищет дружбы о А. С. Грибоедовым, К. Ф. Рылеевым, А. А. Бестужевым. После 14 декабря 1825 г. Булгарин делается доносчиком и пасквилянтом, добровольным литературным агентом III Отделения. В борьбе "пушкинской партии" с Булгариным в 1830-х гг. Крылов принял непосредственное участие, написав басню "Кукушка и Петух", направленную против Булгарина и Греча (на автографе басни рукой Крылова набросаны физиономии издателей "Северной пчелы").
Появившийся после смерти Крылова в "Северной пчеле" (No 8 и 9 за 1845 г.) очерк Булгарина "Воспоминания об Иване Андреевиче Крылове и беглый взгляд на характеристику его сочинений", как уже говорилось, наряду с тенденциозными оценками содержит и некоторый заслуживающий внимания мемуарный материал:
"Жизнь, характер, ум И. А. Крылова, дух и склад его сочинений, все это вместе взятое составляет верный отпечаток русской народности. Во всех отношениях он был человек необыкновенный, оригинальный, отличавшийся от всех своих современников, обыкновенных светских людей, и речью, и манерою, и привычками, и образом жизни, и взглядом на людей н на их дела <...> В 1841 году, чувствуя тяжесть старости, И. А. Крылов вышел в отставку из императорской Публичной библиотеки, с полным содержанием, и оставил казенную квартиру, в которой он прожил безвыездно тридцать девять лет, ведя всегда одинаковый образ жизни. Он ложился спать ноздпо и вставал нередко около полудня. Все утро, до трех или четырех часов пополудни, лежал ои на своей софе, в своем любезном старом халате, курил трубку (потом сигары, когда они вошли в общее употребление), запивая кофе со сливками, и читал какую-нибудь книгу. Весьма странно, что он с особенным удовольствием читал глупейшие русские сочинения, говоря, что это смешит его, развлекает и забавляет. Поутру он принимал всех, и со всеми обходился одинаково ласково, с человеком, ему преданным и приятным, и с тем, который не имел права на его благосклонность или был несносен. Около четырех часов И. А. Крылов выходил со двора и отправлялся или на званый обед, или в Английский клуб. Незваный ходил он обедать только к А. Н. Оленину, в семействе которого он был как родной. Но чаще всего И. А. Крылов обедал в Английском клубе, а после обеда отдыхал в креслах, всегда на одном месте, которое и получило прозвание Крыловского места. весьма редко подвергался недугам. Он, однако ж, был склонен к параличу. Однажды в молодости он страдал онемением всех членов и вылечился диетою, а в 1824 году, поехав зимою с партиею охотников на медведя, в окрестностях Петербурга, принужден был бежать несколько верст по глубокому снегу от разъяренного зверя, и от внезапного задержания испарины подвергся апоплексическому удару, от которого у него скривило нижнюю часть лица. От этого излечился он движением: стал ходить много пешком, я даже ходил в Приютипо, имение А. Н, Оленина, верстах в тридцати от Петербурга; по по излечении снова перестал ходить пешком и даже в первый раз в жизни завел экипаж. Вечера, если И. А. Крылов не был отозван в гости, проводил оп в Английском клубе, и вообще редко сидел дома. По смерти А. II. Оленина образ жизни его во многом перемепился, и он чаще проводил время в клубе. Театры навещал он весьма редко, концерты также. Сигары, тихая беседа и чтение составляли единственное его наслаждение. В одежде и в прическе И. А. Крылов был небрежен и не любил, чтоб в комнатах его шарили, или, как говорят, убирали комнаты; оттого порядка в них было но много, и пыль лежала повсюду. Такой же вкус имел Гете! Замечательно, что, кроме последнего времени, в которое Иван Андреевич принял кучера, он никогда не имел при себе слуг мужского пола и любил, чтоб ему прислуживали женщины. Однажды, когда я спросил его о причине, он сказал: "Женщины, братец, во всем лучше нас, мужчин, а худшая порода мужская - это паемпые лакеи". После отставки из Императорской библиотеки и переселения на вольную квартиру, на Васильевский остров, в 1-ю линию, в дом Блинова, И. А. Крылов совершенно изменил свой образ жизни. Он взял к себе в дом воспитанницу свою, с мужем ее, которых он облагодетельствовал еще при жизни своей, жил, так сказать, в семействе, почти отстал от света и реже навещал Английский клуб, проводя большую часть времени дома. В эти последние восемь лет он чаще всего видался с Яковом Ивановичем Ростовцевым, которого полюбил душевно, и пред кончиною назначил его своим душеприказчиком, отказав все свое состояние, по неимению родственников, своей воспитаннице.
бумагою, у него не было ни кабинета, ни даже письменных приборов, а чаще всего он писал на лоскутках. Он писал, когда писалось, то есть когда идея басни сама лезла в голову и просилась оттуда на свет, как он сказал мне однажды.
от самой нижней, вытерпев нужду и долгое время находясь в зависимости не только от людских прихотей, по даже недостатков, исследовав, так сказать, анатомически природу человеческую, он был весьма бережлив на откровенность. Он вообще никогда и ничего не порицал явно и громогласно, а отделывался или молчанием, или незначащим, двусмысленным ответом, когда требовали его мнения в серьезном деле, где надлежало судить о лицах. По-русски говорил Крылов в полном смысле мастерски, как весьма немногие говорят. Весьма приятно было слушать его в беседе. В приятных прениях о незначительных предметах Крылов всегда одерживал верх, хотя бы даже был и не прав, потому только, что он увлекал слушателей сравнениями, метафорами, всегда блистательными, и анекдотцами, всегда приведенными кстати. У него на всякий случай был анекдотец, и всегда остроумный. Весьма забавно слышать, когда иные бездарные писатели похваляются тем, что Крылов хвалил их труды. Эти добрые люди не знали Крылова! Он всегда хвалил плохое, и только тем говорил правду в глаза, кого любил. Чаще всего он спорил с Н. И. Гнедичем и приводил его иногда в отчаяние критикою его перевода "Илиады", а покойного Олина хвалил торжественно! Когда однажды я заметил И. А. Крылову, что, похваливая бездарность, он порождает в ней гордость и самонадеяние, Иван Андреевич отвечал: "Правда - дорогая вещь, не каждый стоит ее!" На этом же основании Крылов был чрезвычайно осторожен в обхождении с людьми <...>
В сочинениях Крылова, носящих название басен, вы найдете и важные эпизоды из Отечественной войны, и административные наши правы, и очерк духа наших литературных партий и всю жизнь человеческую. Все басни, апологи и сатиры собственного своего сочинения Крылов написал по какому-нибудь случаю. Что сильно поразило его, то и отразилось в апологе сатире или басне. Так писали и так будут писать все моралисты в мире: басни, апологи и сатиры не сочиняют! Правду должно брать с натуры, по русской пословице: "с миру по нитке, голому рубашка". Крылов никогда и никому не рассказывал, по какому случаю написана им какая басня, но когда близкий ила приятный ему человек сообщал ему свою догадку, он отрицал таким образом, что отрицание его можно было принять за подтверждение догадки. "Быть может, и похоже!" - говорил Крылов. - "Случай, и только!". Из разных источников я собрал ключи к тридцати с небольшим его басням. Только от подлинного смысла басни Крылов не отпирался".
По мнению исследователей, басня "Голик" была направлен против редактора "Вестника Европы" М. Т. Каченовского, который резко отозвался о крыловских баснях (в рецензии на издание 1811 г.), а также грубо бранил Пушкина, Карамзина и многих других современных писателей (см.: И. А. Крылов. Басни. Издание подготовил А. П. Могилянский. М.-Л., 1956, с. 471).
Укажем на ряд ошибок и неточностей в воспоминаниях Булгарина. В доме, принадлежавшем Публичной библиотеке, Крылов жил с 1816 по 1841 г., то есть 25 лет. Крылов перенес паралич не в 1824-м, а в 1823 г. Приютино расположено в 17-ти верстах от города. По другим воспоминаниям Крылов нередко бывал и в театре, и в концертах. Пока он состоял библиотекарем Публичной библиотеки, утренние часы часто занимали у пего служебные обязанности. После выхода в отставку Крылов прожил не восемь лет, а три года.
Вяземский Петр Андреевич (1792-1878) - поэт, литературный критик. Познакомился с Крыловым в 1816 году. В "Автобиографическом введении" к собранию сочинений Вяземский рассказывал: "Александр Тургенев давал в Петербурге вечер в честь его (Карамзина). Все "арзамасцы" были налицо; были литераторы и другого лагеря. Хозяин вызвал меня прочесть кое-что из моих стихотворений. На этом вечере познакомился я с Крыловым. Оп также был один из благоприветливых слушателей и просил меня повторить чтение одного из стихотворений, которое наиболее понравилось ему" (П. А. Вяземский. Полн. собр. соч., т. 1, с. XXXII). В дальнейшем Крылов и Вяземский часто встречались в литературных салонах столицы. "Мужицкому" демократизму поэзии Крылова Вяземский неизменно противопоставлял "благородный" стиль басеп Дмитриева. В полемике о Крылове и Дмитриеве, ставшей важным эпизодом литературной борьбы 1820-х годов против Вяземского решительно выступил Пушкин.
исполненных на юбилее приветственных стихов. После смерти Крылова Вяземским было написано объявление о подписке на памятник баснописцу.
ИЗ СТАТЬИ "ИЗВЕСТИЕ О ЖИЗНИ И СТИХОТВОРЕНИЯХ ИВАНА ИВАНОВИЧА ДМИТРИЕВА" ПРИПИСКА
Печатается по изданию: П. А. Вяземский. Полн. собр. соч. СПб., 1878-1886, т. 1, с. 153-166.
Приписка к статье помечена: "Югенгейм, июнь 1876 г." Статья была написана Вяземским в 1823 году в качестве предисловия к собранию стихотворений И. И. Дмитриева ("Стихотворения И. И. Дмитриева". Изд. 6-е. СПб., 1823, части I и II). В 1876 году, готовя статью для публикации в первом томе собрания сочинений, Вяземский дополнил ее публикуемой в настоящем издании "Припиской" - историческим комментарием, в котором он, возвращаясь к старому спору о Крылове и Дмитриеве, пытается восстановить картину литературной борьбы вокруг творчества Крылова в 1820-х годах и оправдать свою позицию в этой борьбе. (Об этой статье Вяземского см.: М. И. Гиллельсон. П. А. Вяземский, жизнь и творчество. Л., 1969, с. 92 и след.)
1 Статья Вяземского "О жизни и сочинениях Озерова" была написана в 1817 г. и напечатана впервые в издании "Сочинения Озерова, части I и II". СПб., 1816-1817.
2
3 "Литературных листках", 1824, ч. I. Здесь Булгарин возражал против недостаточно высокой оценки Вяземским басен Крылова. Но этому поводу Булгарин в своих воспоминаниях о Крылове рассказывал: "Один стихотворец (по не поэт), впрочем человек остроумный <...> при новом издании "Стихотворений Ивана Ивановича Дмитриева" (издании шестом, исправленном и уменьшенном, напечатанном в С.-Петербурге в 1823 году) вместо предисловия поместил: "Известие о жизни и стихотворениях Ивана Ивановича Дмитриева" <...> После нескольких похвал дарованию И. А. Крылова, в общих выражениях, сочинитель "Известия" заключил суждение о нем тем, что хотя достоинство слога и языка Крылова не так велико в отношении к предместнику его (т. е. И. И. Дмитриеву), который был изобретателем своего слога, то оно велико выше бесталантных баснописцев, не создавших ни своего слога, ни содержания своих басен, признавая достоинства его не большими, в отношении к И. И. Дмитриеву. Это тронуло И. А. Крылова потому только, что сочинитель "Известия" был в близких сношениях с Н. М. Карамзиным, с И. И. Дмитриевым и В. А. Жуковским, коноводами русской словесности, и потому И. А. Крылов мог думать, что ото печатное суждение о нем есть отголосок и всех их многочисленных почитателей. Однако ж И. А. Крылов не жаловался, не входил в полемику, хотя из речей его и можно было догадываться, что сердце его уязвлено. Надлежало предостеречь общественное мнение и охранить его от влияния несправедливости. Я издавал тогда, при "Северном архиве", "Литературные листки", и хотя находился в самых приязненных отношениях к сочинителю "Известия" и ко всем его приятелям, но, почитая обязанностью журналиста ратовать за истину, невзирая ни на какие житейские виды, решился высказать всю правду и на основании общего мнения определить достоинство обоих баснописцев. После появления в свете моей статьи, поднялась суматоха в журналах, и на меня посыпались жестокие критики, сатиры и эпиграммы, но я твердо стоял в защите правого дела, и публика явно приняла мою сторону <...> Очевидно, что если на критические прения о достоинстве первоклассных сочинений отвечают эпиграммами и сатирами, то уже не находят справедливых аргументов для поражения противника, и партия, восставшая на меня за защиту Крылова, была не права: победа принадлежала стороне Крылова. Но что делал тогда он, когда спорили о нем в журналах? Он об этом, даже со мною, своим ратоборцем, хотя читал все, что было написано! Я тоже молчал, как будто ничего не бывало, и иногда только читал ему написанные на меня эпиграммы, которые он нарочно похваливал. Однажды только он сказал мне: "Напрасно ты за меня поссорился и раздражил противу себя сильных словесников: мне, право, это больно!" - "Бог милостив, Иван Андреевич, хоть и укусят, но не съедят", - отвечал я. "А все же тебе нельзя жить долее в этом приходе", - промолвил он. Через несколько дней, на вечере у А. Н. Оленина, И. А. Крылов прочел новую басню свою, "Прихожанин". Когда И. А. Крылов кончил последние стихи;
Да плакать мне какая стать:
Ведь я не здешнего прихода! -
я подошел к нему и поклонился с улыбкою. И. А. Крылов будто не понимал меня, хотя все догадались, что значит эта басня. С тех пор дух партий замолк, на счет И. А. Крылова, и вся тяжесть литературной вражды пала на его ратоборца".
На упреки Булгарина Вяземский отвечал статьей "Несколько вынужденных слов" (1824), где утверждал, что в его похвалах Дмитриеву не следует видеть стремления унизить Крылова, Однако, уходя от прямого сравнения двух писателей, Вяземский не изменил существа своего критического отношения к крыловским басням.
Плетнев сообщал Я. К. Гроту: "Вяземский за гнусное на него ругательство Булгарина (см. "Северную пчелу" "О Крылове и споре за его талант") написал эпиграмму н прислал мне для "Современника"; но я не считаю приличным поместить ее:
К усопшим льнет, как червь, Фиглярин неотвязный,
В живых ни одного он друга не найдет;
Зато, когда из лиц почтенных кто умрет,
Презренье от живых на мертвых вымещает
И, чтоб нажить друзей, как Чичиков другой,
Он души мертвые скупает.
Впервые эпиграмма появилась в "Москвитянине", 1845, N 2, с. 87. В No 4 "Отечественных записок" за 1845 г. было напечатано стихотворение Вяземского "Хавронья" за подписью ***. Стихотворение, перефразирующее басню Крылова "Свинья", направлено против Булгарина - театрального критика.
4 "Осел и Соловей", написанная не позднее 1811 г., не могла быть откликом на литературные суждения Вяземского. Эту басню несправедливо применил к Вяземскому Кёниг в "Очерках русской литературы" (СПб., 1862, с. 67-68). "Никто не сомневается, - писал он, - что под Соловьем и Петухом Крылов разумел себя и Дмитриева, а под Ослом одного преданного сему последнему критика". О другом толковании этой басни см.: Из "Библиографических и исторических примечаний к басням Крылова" В. Ф. Кеневича (с. 303).
5 Об отношении Вяземского к Крылову и предпочтении ему Дмитриева вспоминал впоследствии сын писателя П. П. Вяземский: "Дух критики воспитан был в нас отцом моим с детства несправедливым предпочтением Дмитриева в ущерб Крылову, бесспорно господствовавшему в нашей детской среде. Нас заставляли учить наизусть апологи Дмитриева, чтение же басен Крылова едва допускалось. И. И. Дмитриев, друг моего деда, был пестуном отца моего и законодателем и верховным судьей литературного приличия и вкуса. Пушкин в своей переписке упрекает отца моего в несправедливости по отношению к Крылову и пристрастии. Нет сомнения, что изо всех членов "Арзамаса" отец мой был более прочих человеком партии..." (П. П. Вяземский. Сочинения. СПб., 1893, с. 511).
6 Из басни Крылова "Музыканты".
7 Оценку Крылова, данную Вяземским, Пушкин оспорил сперва в письме к нему от 8 марта 1824 г., а затем - не называя Вяземского - в статье "О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова", напечатанной в "Московском телеграфе". Вяземский возражал Пушкину в письме от 16 октября 1825 г., на которое Пушкин отвечал письмом в ноябре 1825 г. (см. с. 325). Как явствует из воспоминаний Вяземского, спор продолжался и позднее - когда оба поэта встретились после возвращения Пушкина из ссылки. Указание Вяземского косвенно подтверждает предположение о том, что в 1830 г. в поэме "Домик в Коломне" Пушкин отвечал Вяземскому, обвинявшему Крылова в "лакейских" понятиях, в лукавстве и привычке "браниться из-за угла" (см. вступит, статью).
8 Отрицательный отзыв Дмитриева о "Руслане и Людмиле", наряду с эпиграммой Крылова на критиков поэмы, Пушкин привел в предисловии ко второму изданию "Руслана и Людмилы" в 1828 г. "Богатырскую" сказку до Пушкина разрабатывали как Карамзин в неоконченной поэме об Илье Муромце, так и Крылов в волшебной опере "Илья-богатырь". Пушкинская трактовка темы оказалась ближе к ироническому, почти буффонному истолкованию сюжета, данному Крыловым. Исследователи отмечали, что в пушкинской поэме отразились театральные впечатления Пушкина 1817-1820-х гг., прежде всего впечатления от сказочных балетных и оперных феерий (см.: Л. П. Гроссман, Пушкин в театральных креслах. Л., 1926). Одним из самых популярных представлений такого рода была опера "Илья-богатырь". Не раз отмечалось, что между драматической сказкой Крылова и поэмой Пушкина множество сюжетных параллелей: похищение невесты князя, поиски волшебного меча-кладенца, очарованный сон красавицы в волшебном саду и т. д. (см.: А. А. Гозенпуд. Музыкальный театр в России. Л., 1959). В отзывах Дмитриева и Крылова о "Руслане и Людмиле" Пушкин должен был видеть выражение определенных принципиальных позиций двух этих писателей.
9 "Записных книжках" Вяземский поясняет, что он понимает под "провинциализмом" Крылова. Он пишет: "Прочтите комедию Крылова "Проказники" и скажите, случаются ли такие чудеса в наше время. Как так переродиться? Лакейские шутки, срам и поношение. Вот где Княжнин глядит исполином: в Российском феатре" (П. А. Вяземский. Записные книжки... М., 1963, с. 57). Таким образом, Вяземский усматривает в раннем творчество Крылова прямолинейность и грубость, связанные, как он думает, с изначальной "ограниченностью" понятий Крылова. Между прочим, о примитивности кры-ловской сатиры говорят, по мнению Вяземского, грубые нападки автора "Проказников" на личность и частную жизнь Княжнина (см. об отношениях Крылова и Княжнина во вступит, статье и в примеч. к очерку Плетнева, с. 426). "Пошлости", "прибаутки лубочные" находит Вяземский и в крыловских баснях (см., напр. его письмо А. А. Бестужеву, с. 322 наст. изд.). Однако жизненная позиция Крылова на деле оказывается шире и значительнее дворянского европеизма Вяземского. И, в отличие от Вяземского, Пушкин понял и принял "провинциализм" Крылова как выражение "духа русского народа", как выражение здоровой цельности крыловской натуры, сутью которой было весьма смелое и радикальное требование единства личности писателя и его творчества, людских понятий и поступков, морали и действительности.
ИЗ СТАТЬИ "ЖУКОВСКИЙ - ПУШКИН - О НОВОЙ ПИИТИКЕ БАСЕН"
ПРИПИСКА
Печатается по Полн. собр. соч. СПб., 1878-1886, т. I, с. 184.
Настоящая публикация представляет собой фрагмент добавления ("приписки"), сделанного Вяземским к его статье 1825 года при ее публикации в первом томе Собрания сочинений в 1878 году.
1 "Бориса Годунова" у А. А. Перовского 11 мая 1828 г. см. также в письме Вяземского жене (с. 324).
ИЗ НЕОКОНЧЕННОЙ СТАТЬИ "О СМЕРТИ И. А. КРЫЛОВА"
Печатается по изданию: "Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук", т. 20. СПб., 1880, с. 53-57.
Во вступительной заметке к публикации библиограф С. Пономарев, которому Вяземский подарил свою рукопись, рассказывает: "На вопрос мой, отчего статья не была напечатана в свое время, князь отвечал с легкой улыбкой: "Опоздал!.." Статья притом не была и окончена. Что написано, то написано было, видимо, сразу почти без всяких поправок, под свежим впечатлением потери". Вероятпо, именно об этой статье писал Плетнев Гроту в конце января 1845 года: "Вяземский пишет тоже статью о Крылове, куда внесет и ответ Булгарину на его выходку". Таким образом, тон публикуемого отрывка определяется во многом его полемической направленностью.
Имеющиеся в автографе пропуски при публикации отмечены многоточиями.
"ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК"
П. А. Вяземский вел "Записные книжки", начиная с 1813 года, на протяжении многих лет. В них содержатся отклики автора на все волновавшие его события русской жизни того времени, суждения по вопросам политики, истории, литературы.
"Записных книжек" Вяземский первоначально публиковал в 1826-1830-х годах в "Московском телеграфе" и альманахах. В 1860-1870-х годах выдержки из "Записных книжек" стали появляться в "Русском архиве" и других изданиях.
В наиболее полном виде были напечатаны в VIII-X тт. Собр. соч. Вяземского, 1878-1886. Относящиеся к Крылову выдержки приводятся по этому изданию, т. VIII, с. 197, 53, 90, 148, 371-372, 453-455; т. X, с. 46-47.
1 Существует другой вариант этой записи: "Крылов говорил о Шишкове: "Он хорошо знает, как писать не должно, но не знает, как должно писать. Можно доверять его обвинениям, но нельзя следовать его советам. Он похож на человека, который будет говорить вам, что опасно варить кушание в нелуженой посуде и что для избежания вреда надобно всегда лудить ее суриком" (см.: П. А. Вяземский. Записные книжки (1813-1848). М., 1963, с. 270).
2 "Новых баснях Ивана Крылова", изданных в 1811 г., где впервые была напечатана басня "Свинья".
Вяземского и его единомышленников - карамзинистов коробил "низкий" стиль крыловских басен и особенно басни "Свинья". В бумагах Д. Н. Блудова сохранилась следующая запись: "Что это за басня! - вскричал Крылов, прочитав "Пьяницу" Александра Измайлова, - какие отвратительные картины и какой площадной, подлый слог!" - "Да, - сказал ему Д., - это ваша свинья в платье квартального". Хороший урок для писателей, имеющих талант и славу. Их пример заразителен." (См.:. Е. Ковалевский. Граф Блудов и его время. СПб., 1866, с. 243.)
Критик другого направления, М. Т. Качеповский, в рецензии на издание басен 1811 г. писал: "Собрание сих "Новых басен" заключается престранным сочинением, которое пиже всего того, что ни есть самого отвратительного в баснях Сумарокова. Пиит есть художник: он должен искать образцов своих в изящной природе, должен творить идеалы прекрасные и благородные, а не заражать своего воображения смрадом запачканных нелепостей. Вот чудовище, поставленное наряду с баснями! <...> Хавронья, бывши на барском дворе, видела
Все только лишь навоз и сор.
Да что же, спросят, изо всей этой кучи сора и навоза? А вот что: стихотворцу вздумалось уподобить критика,
Имеет дар одно дурное видеть.
Но что же другое может увидеть критик в некоторых сочинениях, а именно, например, в этой хавроньиной истории? Иной подумает, что стихотворец предпринял такой странный подвиг единственно для того, чтобы испугать критиков, но, кажется, он не имел в этом никакой нужды" ("Вестник Европы", 1812, No 4, с. 310).
Однако крыловский образ был позднее использован Пушкиным в эпиграмме на того же Каченовского: "Хаврониос! Ругатель закоснелый..."
Грубый реализм крыловской "Свиньи" оставался одиозным и позднее. Иронизируя по поводу изображения "грязного двора" в поэме Пушкина "Граф Нулин", Н. И. Надеждин в 1829 г. писал в No 3 журнала Каченовского "Вестник Европы": "Здесь изображена Природа во всей наготе своей - a l'antique! Жаль только, что сия мастерская картина не совсем дописана. Неужели в широкой раме черного барского двора не уместились бы две-три хавроньи..."
3 "Пантеон русской поэзии, издаваемый Павлом Никольским" (СПб., ч. III) эта эпиграмма была напечатана без подписи в следующем виде:
"Ты ль это, Буало?.. Какой смешной наряд!
Тебя узнать нельзя: совсем переменился!" -
Молчи! Нарочно я Графовым нарядился;
Сбираюсь в маскарад.
"Учебной книге российской словесности" Н. И. Греча, СПб., 1820, ч. III, также без подписи, а в издании этой книги 1844 г. с подписью "Крылов".
Перевод "Поэтического искусства" Буало под заглавием "Наука о стихотворстве" был выпущен Д. И. Хвостовым в 1804 г., а затем многократно переиздавался. Вероятно, Крылов отозвался на издание перевода Хвостова, вышедшее в 1808 или в 1813 г.
4 Крылов познакомился с Катениным в середине 1810-х гг., когда молодой поэт и драматург стал заметной фигурой в театральных кругах столицы. Они встречались у Олениных, у Шаховского, в Публичной библиотеке. Болезненное самолюбие и резкость суждений Катенина были причиной его столкновений со многими писателями-современниками. Его высокое мнение о собственных литературных заслугах давало повод к насмешкам и эпиграммам. По утверждению современников, басня Крылова "Апеллес и Осленок" также направлена была против Катенина (см. об этом: Из "Библиографических и исторических примечаний к басням Крылова" В. Ф. Кеневича, с. 306). В Российскую академию Катенин был избран 7 января 1833 г.
5 Об отношении Крылова к Российской академии см. очерк П. А. Плетнева (с. 219), коммент. к заметкам В. М. Княжевича (с. 398), а также в кн.: "Иван Андреевич Крылов. Проблемы творчества". Л., 1975, с. 170-174. Говоря о "сиротке", пристроенной к "другому месту", Вяземский имеет в виду присоединение Российской академии к Академии наук в качестве Отделения русского языка и словесности в 1841 г.
Полевой Ксенофонт Алексеевич (1801-1867) - критик, переводчик, издатель и книгопродавец, автор мемуаров. Будучи соредактором журнала "Московский телеграф" - наряду со своим братом Николаем Алексеевичем Полевым - близко познакомился со многими писателями. "Московский телеграф" многократно упоминал о Крылове и всегда высоко оценивал его литературные заслуги. В 1825 году журнал напечатал статью Пушкина "О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова". О значении Крылова в истории русской литературы И. А. Полевой подробно писал в статье "Басни Ивана Хемницера" (см. его "Очерки русской литературы", ч. I, СПб, 1839, с. 395-400).
"ЗАПИСОК О ЖИЗНИ И СОЧИНЕНИЯХ НИКОЛАЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ПОЛЕВОГО"
Свои мемуары К. А. Полевой писал в основном в 1850-х годах. Впервые полностью напечатаны в "Историческом вестнике", 1887. В следующем году вышли отдельным изданием. Публикуемый отрывок печатается по изданию: Николай Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. Л., 1934, с. 208-209.
1 Высланный из Вильны в 1824 г. Адам Мицкевич затем, в 1827-1828 гг., жил в Петербурге, поддерживая тесные отношения с русскими писателями.
2 Ср.: П. А. Вяземский. Из "Записных книжек" (с. 180).